Эпицентр - Страница 107


К оглавлению

107

В конец отощавший кот
Одну ячменную кашу ест…
А еще и любовь!

— А, эти ваши любимые «танка»…

— «Хокку», — поправил Кратов. — Трехстишия называются «хокку», а «танка» это пятистишия. Чем менее я трезв, тем чаще цитирую очень старые «хокку». Можно предположить, что перед тем, как упасть в беспамятстве, я вообще перестану изъясняться прозой.

— Не нужно беспамятства. Лучше скажите мне комплимент.

— Это обязательно?

— Я знаю, что это непростая задача… Но мы же суашха, а не какие-нибудь там чужики! Кратов сосредоточился.

— У вас большой манящий рот. — сказал он. — Ваших губ хочется касаться. У вас прекрасные черные глаза, самые большие в мире. У вас самый большой в мире нос…


Длинноносая кукла…
Верно, в детстве мама ее…
Много за нос тянула!

— Негодяй! — воскликнула Ева-Лилит.

— У вас прекрасные волосы. Только их нужно хорошенько вымыть и расчесать.

— А каким шампунем вы пользуетесь?

— Каким придется. Сейчас, например, помню только, что на картинке палевая киска с голубыми глазами.

— Знаю, «Поцелуй сиамской кошки»… Терпеть не могу: ужасно неудобные флаконы!

— Я сам вымою вам голову, — пообещал Кратов.

— Я уже мурлыкаю, — нежным басом откликнулась Ева-Лилит, принимая его руку.

Кода

— Ваше имя? — спросило существо, похожее на большого краба в перламутрово-сизом панцире, вставшего на дыбки, карциноморф-хтуумампи из звездной системы Каус Бореалис (если верить энциклопедическому справочнику «Галактические расы», издание Сфазианского Экспонаториума, выпуск 529-й и до настоящего момента последний).

— Константин Кратов.

— Откуда прибыли?

— С планеты Земля. Это метрополия Федерации планет Солнца.

«И вскорости собираюсь убыть обратно… Потому что на означенной метрополии никто и знать не знает об этом моем внезапном (даже для самого себя!) марш-броске в глубины Галактического Братства. Я бросил все дела на Земле, взнуздал Чудо-Юдо и пролетел очертя голову без малого сто парсеков, в погоне за иллюзорной надеждой на успех… Есть люди, которые ждут меня к ужину. Есть удивленная мама, с которой я лишь перебросился парой слов. Есть женщина, которая твердо намерена провести со мной эту ночь. Что бы ни приключилось, я вернусь к ужину — хотя вряд ли успею переодеться в смокинг. Убедительно объясню маме, что ничего страшного со мной не стряслось, хотя, быть может, незаметно покривлю душой. И ночью буду в нужной постели — хотя и чуточку усталым…»

— Ваш родной язык?

— Русский… Но я хорошо знаю астролинг!

— Это несущественно, — краб отмахнулся сразу четырьмя лапами. Прямо из пола перед ним вырос небольшой круглый пульт на тонкой ножке, и краб расторопно застучал по нему крохотными многосуставчатыми пальчиками. Земля… русский язык… Цель визита?

Кратов в некоторой растерянности переступил с ноги на ногу.

— Скажем так: воспоминания, — нашелся он наконец.

Краб расправил все четыре стебелька с разноцветными глазами-шариками (из каких-то неясных соображений природа определила, что два глаза должны быть черными, один — белым, а один — красным) и обратил их на визитера. Кратов, испытывая сильнейшее смущение, зачем-то расправил плечи и выпятил грудь. Ничего ему так не хотелось, как поспешно извиниться и удрать.

— Даже я удивлен, — изрек наконец хтуумампи. — И как же долго вы будете расходовать бесценное время моего патрона на свои… гм… воспоминания?

— Он даже не успеет заскучать, — пообещал Кратов.

Краб совершил всеми свободными конечностями нечто вроде легкой физзарядки: возможно, это был эквивалент недоуменного пожатия плечами.

— Патрон ждет вас, — объявил он солидным голосом.

Мембрана в колоссальной стене дрогнула и бесшумно стала вскрываться.

«Я боюсь, — подумал Кратов. — Это какая-то глупость. И как бы упомянутый патрон меня… того… не съел. Иными словами, не понес по кочкам. И хорошо бы, просто узнал. На что, увы, рассчитывать не приходится. Прошло два десятка лет, срок для этого фантастического создания мимолетный, но все же не пустой, а заполненный разнообразными удивительными — по моим, человеческим меркам! событиями и свершениями. И вдобавок, в нашу первую встречу я был в скафандре».

Цокая копытцами, которыми оканчивались ходульные конечности, хтуумампи обогнал его и первым проскользнул в образовавшийся проем. Впереди, насколько хватало взгляда, простирался залитый слепящим бело-зеленым светом туннель. Кратов шагнул следом за перламутровым крабом и споткнулся о незамеченное, торчавшее из пола металлическое ребро. Его предупреждали, и он был готов к чему-то похожему… Он достал из нагрудного кармана куртки темные очки и нацепил на нос. «Теперь-то уж меня и родная мать не узнала бы…» — мелькнуло в голове. И даже за слегка приглушившими полыхание окулярами глаза испытывали некоторое жжение и начинали слезиться. «Я предстану перед ним, не зная, как и что говорить, и при том обливаясь слезами.» Между тем хтуумампи бойко чесал по ребристому полу, изредка увлекаясь и взбегая по стене, полого закруглявшейся кверху. Ему не было никакого дела до пробиравших гостя малодушных колебаний. «Ну, и чего я трясусь? — мысленно укорил себя Кратов. — В конце концов, я с тектоном болтал как равный, не то что с ним!.. Никто здесь меня не то что жрать — словом худым, на родном, кстати, русском языке, обижать не намерен. Здесь так не принято. Если бы он не хотел меня видеть — просто отказал бы через своего членистоногого секретаря. Соблюдая при этом все приличия и правила хорошего тона… А уж коли я сейчас перебираю ногами в неизвестном, но вполне определенном направлении, значит — у него, существа чрезвычайно занятого, внезапно образовалась свободная минутка. По его, разумеется, масштабам, с моими никак не сопоставимыми. За эту его минутку я успею изложить свою странную просьбу. И даже смиренно выслушать вежливейший, деликатнейший, обставленный необходимыми реверансами отказ…» Из стен туннеля торчали огромные металлические конструкции непонятного предназначения, похожие где на стрелы транспортеров, где на гротескно увеличенные хирургические инструменты. Иногда сверху свисали толстенные шланги, напоминавшие гигантских кольчатых червей и даже, как показалось Кратову, слабо пульсировавшие. На всякий случай он обходил особенно подозрительные места, пригибая голову. И был чрезвычайно благодарен своему сопровождающему, что тот не имел обыкновения оборачиваться.

107