Эпицентр - Страница 12

— Ну, не до такой же степени! Ох, уж мне эти плоддерские ухватки… Существует сфазианская служба быта. Помните, как в сказке: пойди туда, не знаю куда, принеси то, не знаю что?

— Не помню, — соврал Кратов.

— Как-нибудь я расскажу вам эту сказку, — пообещала Руточка.

5

Этот день мог считаться потерянным. До конца его не состоялось ничего примечательного. Только неспешные прогулки по саду, в котором прятались погруженные в запустение маленькие домики. Хозяева их являлись лишь затем, чтобы выспаться, да и то не каждую ночь.

В ужин, когда над Парадизом начали сгущаться сумерки (в соответствии с установленным Руточкой сценарием биологического цикла) имели место энергичные словопрения его превосходительства Галактического Посла и госпожи эколога. По-видимому, они стали одной из застольных традиций… Впрочем, тоскливое выражение лица Кратова вынудило их прекратить перепалку. Энграф истолковал все по-своему и деловито, с неподдельной заинтересованностью, осведомился у Кратова о граничных значениях коэффициента толерантности для семигуманоидов третьего класса. Кратов поднапряг свою память и дал ему такую справку. Хотя у него возникло тяжкое подозрение, что этот коэффициент нужен Энграфу, примерно как бегемоту веер…

Затем Григорий Матвеевич поднялся, поцеловал Руточку в лоб и величественно удалился к себе. Руточкину бдительность это не усыпило, и она послала вдогонку уведомление о том, что если заметит ночью хотя бы отблеск света в его окнах, то немедленно, не сходя с места, потребует его отправки на Землю, потому что по ночам спят мышата и ежата, и ксенологи тоже спят. На что Энграф небрежно, через плечо, ответствовал: «А также поросята и котята, не исключая экологов, вместо того, чтобы заглядывать в чужие окна!»

Руточка не нашлась, что возразить, но лицо ее выразило такое отчаяние, что теперь уже Кратов преисполнился сочувствия.

— Ну, что вы, Руточка, не стоит… — сказал он. — Вы же видите — человек увлечен своей работой!

— Ступайте отдыхать, Костя, — обреченно ответила женщина. — Это вы сейчас такой чуткий. Погляжу я на вас через месяц…

Кратову не хотелось никуда уходить, но здравый смысл подсказывал, что Руточке не до него. Вздохнув, он отправился в свои апартаменты.

Ему достались три комнаты по соседству с Энграфом — гостиная, рабочий кабинет и спальня, совершенно пустые и однако же носящие следы каждодневной уборки.

— Сфазианская служба быта, — произнес Кратов с иронией, но старый приятель Буратино все понял буквально.

— Что бы вы хотели? — спросил он из пустоты. Кратов смущенно хмыкнул: его снова застали врасплох.

— Какое-нибудь освещение для начала… — пробормотал он, и тут же вспыхнули не примеченные сразу светильники в виде старинных канделябров. — И что-нибудь вроде мебели…

— Какой стиль вы предпочитаете? Ампир, рококо, модерн?.. Ну-у, то, о чем вы сейчас подумали, трудно назвать мебелью.

— Возможно. Это была каюта космического корабля. А теперь в голову лезут какие-то гамбсовские стулья…

— У вас на Земле в последнее время стал популярен стиль «бореаль».

— Я согласен. Все равно не знаю, что это такое.

— Могу я просить вас перейти в другую комнату?

Кратов в некоторой растерянности подчинился, оставив дверь открытой. Пол и стены гостиной зашевелились, заколыхались и с аппетитным чмоканьем принялись рождать низкие округлые кресла, приземистый многоугольный стол, пышный диван цвета морской волны…

— Послушайте, — сказал Кратов. — А нельзя ли мне сюда такой же лингвар, как у Григория Матвеевича… я имею в виду «Мегагениус Креатиф»? И заодно хороший, сообразительный когитр средней мощности?

— Лингвар, лингвар…, — забормотал Буратино. — Ах, лингвистический анализатор в гуманоидно-ориентированном исполнении! Есть небольшая сложность: необходимо снестить со сфазианской службой информации… Так что раньше утра мы, к нашему сожалению, не сможем вам помочь.

— Меня это вполне устроит, — удовлетворенно сказал Кратов.

— Тогда перейдите, пожалуйста, в гостиную, а мы займемся спальней.

В гостиной Кратов плюхнулся в кресло и с изумлением обнаружил возле подлокотника свой багаж — контейнер со всякой сентиментальной ерундой, личной библиотекой и любимыми костюмами для ношения в соответствующих погодных условиях и особо торжественных случаях. Разбирать вещи он оставил на завтра, подозревая, что грядущий день по насыщенности событиями окажется сродни ушедшему. Единственное, в чем он не сумел себе отказать, так это извлечь томик старояпонской лирики, предусмотрительно помещенный на самом верху.

На пике горы, где находят приют
Белые облака,
Влачу дни свои.
Полным неожиданностей
Этот мир оказался…

— прочел Кратов наугад. И, как всегда, прочитанное было удивительно созвучно его настроению.

Затем он принял душ и направился в свежеустроенную спальню. Как выяснилось, стиль «бореаль» предполагал низкое, похожее на раковину морского гребешка, лежбище такой ширины, что на нем вполне могли бы с комфортом разместиться все наличные обитатели Парадиза, не исключая Полкана. Кратов сбросил кимоно и повалился на ложе. Особой мягкостью оно не отличалось. Откуда-то сверху медленно спустилось тончайшее покрывало, язычки теплого нереального пламени в канделябрах замигали и растаяли. Кратов перевернулся на спину, раскинул руки и замер, глядя в темноту.

Итак, он провел первый свой день на Сфазисе.