— Какие-нибудь проблемы… сложности…
— Наверняка у нас есть и сложности, и проблемы. Но мы их решаем… А вы инспектор?
— Нет, — сказал Кратов, смутившись. — Мне поручено курировать вашу работу.
Бокслейтнер, кряхтя, вместе с креслом повернулся к нему вполоборота.
— Как, вы сказали, вас зовут? — спросил он.
— Констатин Кратов.
— «Кра… тов»… — Бокслейтнер вывел его имя стилом на вывешенной над столом черной дощечке. Затем проставил дату и зачеркнул предыдущую строчку.
Кратов пригляделся и прочел там: «Григорий М. Энграф», а чуть выше следовали уже вполне ему известные имена почти всех обитателей Парадиза. Если судить по датам, никто не занимался «Лернейской Гидрой» больше двух лет.
— Вообще-то я надолго, — сказал он обещающе.
— И прекрасно, — пробормотал Бокслейтнер.
— Так у вас и вправду все хорошо?
— Я не говорил: «хорошо», — поправил его Бокслейтнер. — Я говорил, что мы со всем справляемся сами.
Кратов поглядел на Мавку. Та сочувственно улыбнулась.
— Но вы обещаете обратиться ко мне, если понадобится помощь?
— Обещаю, — вяло проговорил Бокслейтнер. — Почему бы и нет?
— Так я ухожу?
— Если спешите — то всего доброго.
— А если не спешу? — саркастически спросил Кратов.
— Тогда я вызову моего пресс-секретаря Мари-Луизу. И она будет вас развлекать болтовней… угощать коктейлями… — Лицо заместителя директора страшно исказилось, и он с огромным усилием подавил зевок. — Купать в бассейне…
Кратов помолчал.
— Пожалуй, я спешу, — проронил он наконец.
— Угу, — сказал Бокслейтнер, не, поднимая глаз.
— Я слушаю вас, Григорий Матвеевич, — сказал Кратов, неслышно возникая в дверях.
Энграф лежал в кресле, закутавшись во все тог же грандиозный свой халатище. Он был сердит и нахохлен.
— Где Руточка? — спросил он сварливо.
— Я отправил ее на Землю, — с готовностью сообщил Кратов. — Надолго.
— Вы с ума… — начал было взводить себя Энграф, но натолкнулся на полный ледяной безмятежности взгляд Кратова и осекся. Помолчав, он буркнул: — Вы могли бы приличия ради иногда согласовывать свои решения со мной. Как-никак, я руковожу представительством.
— Согласовывать? — кротко переспросил Кратов. — Зачем?
— То есть как? — опешил Энграф. — Вы самовольно лишаете наш коллектив одного из его членов, обрекая на упадок все наше достаточно хрупкое экологическое благополучие. И потом — хотелось бы предварительно поговорить с человеком, отбывающим на Землю. Вы же знаете, как все мы ценим и любим нашу Руточку…
— Ложь, — спокойно возразил Кратов. Энграф с возмущением передернул плечами.
— Я не потерплю такого тона, — произнес он резким голосом.
— А она терпела, — сказал Кратов. — Сносила от вас любой тон, любые капризы, и со временем вы перестали замечать в ней не то что женщину, а и человека.
Вы и ваши коллеги воспринимали ее как досадное обстоятельство. С которым приходится мириться и надлежит бороться в меру сил — где иронией, а где грубостью. Как побочный эффект бесподобных условий для работы. Разве можно, Григорий Матвеевич, называть красивую женщину исчадьем ада?
— Этого не было! — неуверенно запротестовал Энграф.
— И не то еще было! А когда человек видит, что ни он, ни труд его никому не нужны, он теряет к себе уважение, тупеет и остывает. Так что не ценили вы и не любили Руточку. Вы, специалисты по контактам с самыми что ни на есть невероятными разумными субстанциями, потерпели провал в контакте с обычным человеком. Прокололись! Простите, но это свидетельствует о вашей профессиональной некомпетентности.
— Так уж и сразу, — желчно проговорил Энграф. — Конечно, все мы несколько увлечены своей работой, но в ксенологии ничего не добьешься без полной самоотдачи. Как и во всяком серьезном деле, между прочим. Каждый из нас находится на своем месте и. что вполне естественно, требует уважения к плодам своего труда, Мы — ксенологи. а Руточка — эколог…
— Она ваш труд, насколько мне известно, уважает, — вставил Кратов.
— И не вам судить о компетентности. — сказал Энграф наставительно. — Моей и чьей бы то ни было. Вы здесь без году неделя, вы еще мальчик…
— Стоп. — оборвал его Кратов. — Договоримся на пороге. Я вам не мальчик. Если я здесь, на Сфазисе. значит — я ваш коллега и требую к себе соответствующего отношения. А если вы имеете в виду мой возраст, то вам придется смириться с тем обстоятельством, что я стану называть вас дедушкой!
Энграф даже дышать перестал от негодования. Он сцепил длинные пальцы в замок так, что они побелели, но совладал с собой.
— Хорошо, — выдавил он. — Согласен. Тут вы, как ни досадно, правы.
— Вот вы обиделись, что я не пришел к вам за советом, — сказал Кратов. — Л часто ли к вам обращаются другие? Например, знаете ли вы, где сейчас второй секретарь представительства Жан Батист Рошар?
— Болтает со своим плазмоидом, вероятно, — ответил Энграф пренебрежительно.
— Вполне предположимо… Но еще более вероятно, что в данный момент он рыщет по огороду в поисках Руточки, чтобы она сготовила ему обед.
Энграф поспешно глянул в окно. Он увидел нелепую в своей хламиде долговязую фигуру Рошара, в позе огородного пугала замершую над огуречными грядками.
— А может быть, вы знаете, о чем он болтает с плазмоидом? — осведомился Кратов. — А где пропадает целыми сутками Фред Гунганг? А чем занят Бурцев, этот персонаж местного фольклора, который вообще здесь не появляется? Чем занят хотя бы один из сотрудников вверенного вам человеческого сообщества?