— Все, что вам может понадобиться, находится вон за той шторкой, промолвил сосед и бесшумно, как ночной хищник, поднялся со своей койки. Кажется, первое впечатление было обманчивым. — А самое необходимое для вас это хороший сон. Очень прошу вас вернуться и лечь.
— Я здоров, — произнес Кратов и направился к выходу, уже не таясь. — В конце концов, я имею полное право на свободу передвижения…
Сосед одним легким броском опередил его и взялся за дверную ручку.
— Вам необходим отдых, — сказал он, постаравшись придать своему бесцветному голосу всевозможную убедительность. — Я не могу вас выпустить, так как это угрожает вашему здоровью.
— Приказ Энграфа? — зловеще спросил Кратов, чувствуя, как все его самообладание бесследно улетучивается. — Или, может быть, самого Лермана? Вы что, стеречь меня приставлены? Я под арестом?!
— Отнюдь нет… — начал было сосед, но закончить не успел.
Кратов нанес ему очень быстрый удар в солнечное сплетение, одновременно отступая, чтобы успеть подхватить падающее тело… Ему показалось, что кулак врезался в чугунную плиту, а затем его руку мягко, но цепко перехватили, дернули куда-то вбок. Без малейшего усилия противник спеленал Кратова его же конечностями и, оторвав от пола, словно тряпичную куклу, понес на койку.
— Простите меня, коллега, — сказал он. — Я вынужден противодействовать вашему натиску…
Бережно уложив Кратова, он слегка вдавил его в матрац и отпустил, а сам присел рядом.
— Куда же вы рветесь? В вашем-то состоянии… Мне действительно было предписано любым допустимым способом пресекать все ваши попытки покинуть это помещение. Вы только что перенесли паралич нижних конечностей, были на грани психического срыва. А случись что с вами? Снова искать, рискуя десятками человеческих жизней? Сумасбродство…
— Так они знали, что я захочу добраться до рациогена, — сказал Кратов и засмеялся. — Мое поведение становится предвосхитимым, а это обидно…
— Рациоген? — переспросил сосед. — Что это такое?
— Я где-то видел твое лицо, — сказал Кратов, приподнявшись на локте — Мы встречались?
— Разумеется. В зеркале. Я ваш двойник.
— Двойник? Зачем?!
— Вообще-то я человек-2. Меня попросили принять ваш облик для скорейшего успеха в переговорах с вождем Большой Дубиной.
— Ну и как? — удивился Кратов. — Помогло?
— Вполне.
— Никогда не знал, что я так сутулюсь и шаркаю ногами при ходьбе… Как тебя зовут, отражение?
— Я же говорил вам при первой встрече. Сидящий Бык, в память о…
— Помню. Один из тех, кто подчистую вырезал кавалерию генерала Кастера. Оскальпированы были все, кроме самого генерала — очень уж отважно он сражался… Надеюсь, мне тоже удастся сохранить свой скальп?
— Что?!
— А какое у тебя уменьшительно-ласкательное имя?
— Простите, вопрос не понятен, — двойник выглядел озадаченным.
— Ну, друзья-то тебя как называют?
— Среди коллег меня принято называть полным именем, — сдержанно произнес Сидящий Бык.
— Очень уж громоздко. Впрочем, в детстве я тоже играл в индейского вождя, но звали меня Шаровая Молния… Как же так — ты живешь среди людей, и обзавелся только коллегами?
— Теперь понимаю, — удовлетворенно покивал Сидящий Бык, — Вы пытаетесь вывести меня из равновесия. Все эти ваши намеки на якобы имеющую место нашу отчужденность. Вся эта нарочитая демонстрация якобы плохо скрываемой ксенофобии… Напрасно, коллега. Во-первых, не мы отстранены от вас, а вы всячески брыкаетесь, не желая видеть в нас своих сородичей, кровных братьев пусть даже двоюродных. А во-вторых, пробудить во мне отрицательные эмоции крайне трудно: я хорошо адаптирован к окружающей человеческой среде. К среде, которая нас пока не принимает, исподтишка почитая не то за роботов-оборотней, не то за биотехнов. И тем самым вынуждает нас вырабатывать в качестве защитной реакции собственную, отличную от человеческой, закрытую систему взаимоотношений… Ну, и в-третьих, я знаю, что лично ваша ко мне антипатия всего лишь игра. Вы известный ксенолог, а ни одно профессиональное сообщество не обладает такой высокой толерантностью, как ксенологи. Нигде люди-2 не находят такого понимания и участия, как в ксенологических миссиях… Болит рука-го? — спросил он с неожиданной заботой.
— Ерунда, — проворчал Кратов и помогал в воздухе отбитой кистью. — В училище у нас был спецкурс по катэда. Это традиционное японское искусство переносить боль. Ты прав, двойник. Я хочу разозлить тебя, вынудить утратить бдительность хотя бы на мгновение, чтобы ускользнуть из твоих нежных железных лап. Мне позарез нужно на планету!
— Почему бы вам не дать немного поработать другим?
— Я должен убедиться, что там, в пещерах, действительно спрятан рациоген. И если он существует.
— Рациоген… Вы во второй раз произносите это слово. Оно как-то связано с гипотезой о наведенной разумности?
— Непосредственно. Тебе ничего не говорит имя Тун Лу?
— Это создатель некоторых базовых принципов, что лежат в основе технологии производства людей-2. Он умер десять лет назад. Но при чем здесь Тун Лу?
— Так, ни при чем. Мне кажется, что я обнаружил тот искусственный фактор, который привел к возникновению наведенной разумности. И я хочу его уничтожить.
— Уничтожить?! Но ведь как раз в этот момент вопрос о тактике контакта на Церусе I решается в Совете ксенологов Галактического Братства!
— Они будут решать очень долго. И я не знаю, что именно они там решат. Ксенологи, как правило, существа осторожные, это только во мне сильны еще звездоход-сорвиголова и отчаянный штоддер… Скорее всего, они убедят друг друга оставить все как есть, дабы не порождать необратимых последствий. А ведь то, с чем мы здесь столкнулись — не разум! Он достался всем этим первым, вторым и прочим расам незаслуженно, он свалился на них непосильным гнетом! Они не готовы быть разумными, потому что по чужой воле перескочили сразу через несколько пролетов эволюционной лестницы! На что разум Земляным Людям? Чтобы все время думать о мясе, мечтать о мясе, изобретать новые способы добычи мяса. На что он лешим? Чтобы скрадывать и безжалостно уничтожать сородичей Бубба из племени Длинных Зубов, которые на порядок уступают им в быстроте реакции, а потому беззащитны перед их тщательно изостренными ножами! Вот сейчас, может быть — в ту самую минуту, когда Эиграф убеждает Совет ксенологов отнестись к положению на Церусе I со всей трепетной осторожностью, а ты зажал меня в свои клещи, эти самые лешие вспарывают животы самкам и детенышам пятой и единственной разумной расы. А ведь они, эта пятая раса, шли верным путем, они уже стихи начали сочинять!